Однажды ночью в декабре |
|||||||
Я стояла и смотрела себе под ноги. У ног неподвижно
лежал любимый когда-то муж. Одна рука прижата к животу, другая лихорадочно
сжимает пучок грязной соломы, валявшейся тут же под ногами. С ножа в моей
руке падает несколько капель крови прямо ему на сапог. Сапог 44 размера. Я
стою, ни жива, ни мертва от ужаса. Глядя на эти последние, тягучие капли я
цепенею, я не могу отвести от них глаз, не могу пошевелиться, не знаю, что
теперь делать. Надо взять лопату и тут же в подвале закопать его, вот что
надо сделать. Лопаты стоят тут же, одной я сама выкопала этот подвал под
большой комнатой на даче, другой - совковой мы убирали тут навоз,
образовавшийся от кур, гусей и нутрий. Я долго тру руки соломой, хотя крови
на руках не видно, но остановиться я не могу. Тускло горит лампочка под
самым потолком. Я не могу рассмотреть, испачкалась ли я кровью или это
грязь от земли и навоза. Потом хватаю лопату и начинаю лихорадочно копать
траншею прямо под ногами, откидывая землю к фундаменту. Я работаю очень
быстро, так быстро никто и никогда не копал эту тяжёлую, неподъёмную, синюю
глину. Спина мокрая, зубы стучат, лоб покрылся каплями пота, течёт по вискам
на щёки, я утираюсь, но мандраж не проходит, меня колотит всё сильнеё. Я
даже не пытаюсь узнать жив ли муж, я сначала легонько тыкаю его в
сапог, он не шевелится. И я быстро хватаюсь за его сапоги и подтаскиваю
к траншее. Когда-то шёлковые его кудри сейчас сбиты в нечёсаную
всклокоченную гриву. Пока я его тащу по земле, в волосы набивается грязная
солома, голова подскакивает, поворачивается на бок и тонкая струйка крови
вдруг бежит из угла рта. Ни вздоха, ни хрипа не слышно. Как тихо в подвале.
Ватная тишина вокруг. В комнате, на терраске слышны звуки, доносящиеся
с железной дороги, проходящей рядом с дачными участками. А здесь не слышно
ничего, кроме ударов сердца. Сердце колотится, стучит по рёбрам и даже
где-то в глотке, стучит всё быстрее и громче. Я оглядываюсь в темноте по
сторонам, пытаюсь рассмотреть, что же тут произошло, смотрю на руку,
которая продолжает сжимать нож, но ножа не вижу, я смотрю себе под ноги, но
вижу только темноту. По лбу течёт холодный пот, сердце стучит так, что
эти удары кажется слышно издалека. Постепенно до меня начинает доходить, что
произошло. Я и верю и не верю этому. Капля на ржавом лезвии
такая тягучая, липкая, тёмная стоит в глазах Я пришла в одиннадцатом часу вечера, отработав две смены на двух работах. Я ехала сначала на метро, потом на электричке, автобусе, потом пешком по снегу пять долгих километров до домика в дачном посёлке. Я взошла по скрипящим от снега ступенькам на крыльцо и сразу поняла, что никого нет дома. Свет в доме горел, но мужа не было, дом был не натоплен и, даже воды в ведре и бочке, не было. Пришлось сначала тащиться на озеро за водой. Там я вырубила топором замёрзшую полынью, зачерпнула воды в одно ведро, потом во второе. Поднимаясь на берег озера, поскользнулась и упала вместе с вёдрами, промокла до нитки. Пришлось вырубить ступеньки в обледеневшем берегу и снова зачёрпывать воду. Потом, осторожно ступая след в след, чтоб не провалиться в снег идти к дому. Дома я натесала лучин от елового полена, скомкала газетку, на неё положила тонкие стружки, потом лучины потолще, сверху колотые мелко дровишки. Потом вышла во двор, утоптала снег у крыльца и нарубила дров. Сухие дрова уже почти прогорели, а сырые никак не разгорались. Дым щипал глаза, я настрогала опять сухих лучинок, долго дула на сырые дровины, чтобы заставить их разгореться. Прошёл час или даже больше с тех пор как я дома, я ещё не ужинала, а надо было накормить коз, кроликов кур, гусей и нутрий. Прошло минут сорок, пока я всех обошла и накормила. Заглянув, наконец, в холодильник, я увидела, что там мышь повесилась. Ужина не было и в помине. Только в морозилке лежала тушка кролика. Даже хлеба не было. Господи, где же его черти носят. Как есть охота, но готовить на дровяной плите ужин долго, а мне вставать в пять утра на работу. Я уже в полусонном состоянии, а надо ещё дождаться когда дрова до конца прогорят и закрыть заслонку иначе задубеешь ещё не дожидаясь утра. Убирая со стола грязную посуду с замёрзшими остатками на тарелках, я услышала скрип снега на крыльце. Когда на террасе загремело мусорное вёдро, я уже поняла, что поспать не удастся. Пьяный , очень довольный собой и не довольный окружающим миром, особенно мной, муж вошёл в комнату. На сапогах, куртке шапке, снег. На ногах он почти не держался. Увидев меня, лицо его исказила гримаса, от которой у меня всё похолодело. Я уже знала, чем это мне грозит. "Жена пришла, скажите на милость, приехала барыня. Ну, давай, раздевайся, я с тобой поиграюсь." Дальше шла длинная тирада из непечатных слов, обозначавших гулящую женщину и всё что с ней можно и чего нельзя сделать. Глядя на него снизу вверх я видела побелевшее лицо и огромные кулаки - он в молодости занимался боксом и металлические крышки со стеклянных банок с консервами открывал просто руками без всяких консервных ножей. Он стал сдирать с меня брюки. Я больше не смогла сдерживать себя, плотину прорвало, я прокричала всё, что думаю о нём, пытаясь увернуться от него, но может ли женщина увернуться от разъярённого самца, когда рядом нет никого, кто мог бы ему помешать. Он рывком кинул меня на диван, я пыталась подняться с дивана, он ударил меня кулаком в лицо так, что я ударилась головой об стену. Наконец он содрал с меня брюки, трусы бросил в дальний конец комнаты, не раздеваясь быстро сделал всё что хотел, потом встал, закурил "Беломор" и сказал ,что это ещё не всё, что меня слишком долго не было и что он хочет ещё. Я сжалась, пыталась накрыться одеялом, но он содрал одеяло и опять бросился на меня. Рядом стоял обеденный стол и я схватила с него старую ржавую финку, которой мы резали хлеб кроликам. Я проорала, что ни за что не хочу спать с таким животным. Он молча открыл люк подвала, взял меня за ворот рубашки и толкнул в подвал, потом сам спрыгнул следом. Глаза его были налиты кровью, лицо белое, губы тряслись, желваки играли. Он шагнул ко мне. Что было дальше, я не помню. Через сколько времени я очнулась я не знаю. Я стояла и смотрела себе под ноги. У ног неподвижно лежал любимый когда-то муж. |
|||||||
|